7 / 58
5
А помогает сталинградцам
Родная русская земля.
Тогда директор школы, прочитав эти стихи в школьной стенгазете, ос-
тановит Костю в коридоре на переменке и скажет серьёзно: «Ты должен пи-
сать обязательно».
Верно сказал мудрец: «Подняться в небо можно из любого закоулка».
На всю жизнь сибирское село, послужившее ему взлётной площадкой в небо,
станет для поэта прообразом Родины, мужавшей в боях, поднимавшейся из
праха в послевоенные годы, хорошевшей год от года благодаря упорному
труду земляков. Сочетание «Родина-мать» войдёт в его сознание понятием
сокровенным и дорогим душе. Когда он вспоминал вдали от родного дома
картины детства, на бумагу выливались такие проникновенные строки:
Низкие домики, снегом повитые,
Эти кораблики в далях открытых,
В небо струящийся сизый дымок
Сердце доныне сжимают в комок.
Милые, тихие, невыразимые,
Отчие гнёздышки, богом хранимые!
Много я видел на свете мудрёного:
Волны кипящие, пальмы зелёные,
Виллы, дворцы и дома-исполины,
Только не к ним я прирос пуповиной.
К вам, да к бескрайним снегам этим белым
Сердце моё навсегда прикипело.
Тоненькая живительная струйка, пробившаяся из родника души, то, ка-
залось, уходила в песок, то вновь вырывалась наружу. Чаще стихи приходи-
ли, когда Константин вспоминал милые сердцу края, где оставались его
старшая сестра и мать.
Мама… Сколько горя ей довелось пережить! И это типичная судьба
простой русской женщины, крестьянской семьи той поры. Так получилось,
что детей пришлось растить одной. Константин Дмитриевич напишет об
этом так в своей автобиографии: «Когда мне сравнялось двенадцать лет, на-
шу и без того несладкую жизнь отяготила война. За первые шесть лет безот-
цовства я потерял двух братьев. Младший, Витя, умер двухлетним, старший,
Ваня, в четырнадцать лет. Оба, по существу, от голода…»
Можно представить себе, как хлопотала бедная женщина над своими
оставшимися в живых детьми, стараясь прикрыть их собой от лихолетья. Ни
за что не хотела отпускать Костика на сторону, в пугающую её неизвест-
ность. Но Костя чувствовал в себе силы, которые рвались на волю, на широ-
кий простор жизни. В тревожном сорок третьем он полусамовольно уйдёт из
дому, путь его проляжет в Новосибирск, большой город, где его никто не
ждал, и надо было самому прокладывать дорогу в жизнь.