394
чиво улыбались... Такие неодобрительные для меня признаки всеобщего изумления каза-
лись мне странными. Я, в свою очередь, улыбался и нисколько не думал отказываться от
удовольствия видеть Грузию и возродившуюся ее столицу – Тифлис. Не менее Грузии
привлекали меня прославленные красоты гор Главного Кавказского хребта, возможность
быть у подошвы белоснежного великана Казбека, громадные ужасы Дарьяльского ущелья,
буйный Терек, мирная краса Кайшаурской долины и всё то разнообразие поразительных
явлений природы, какое можно видеть только на Кавказе и о каком, по уверению здешних
старожилов, я мог получить полнейшее понятие – на протяжении так называемой Военно-
Грузинской дороги. Один из этих старожилов, уже не молодой артиллерист, чуть было не
напугал меня перед отъездом: в таких ужасных красках описал он мне ужасы Дарьяльско-
го ущелья!.. Но, к счастью, от описания ущелья он тут же перешел к изображению прелес-
тей Кайшаурской долины, которую он сравнивал с объятиями пленительной женщины,
ласково встречающими вас при выходе из адских трущоб Дарьяла… Я решился ехать.
Меня уверяют, что путешествие мое до Тифлиса продлится не 40 часов, а несколь-
ко суток, и что оно послужит мне небольшим образцом той борьбы русских миротворцев
Кавказа с его негостеприимной природой, которую ведут они уже около столетия и кото-
рая до сих пор не приведена к победоносному концу, несмотря на бесчисленные с их сто-
роны усилия и пожертвования... Да, я давно уже слышал, что надобно побывать на Кавка-
зе, чтобы раззнакомиться с пороком самонадеянности и выучиться постоянству и терпе-
нию!
Завтра выеду я из игрушечного городка, т.е. Пятигорска, прощусь с шумными
больными и величавыми его окрестностями… и затем позвольте мне снова приняться за
мою путевую книжку, чтобы опять рассказывать вам всё в том порядке, в каком я переда-
вал ей мои впечатления…
10 июля. Георгиевск
Дорога до Георгиевска идет степью на 35 верст. Пятигорск скоро исчезает из глаз
путешественника, но Бешту, Машук и другие высоты Пятигорья долго преследуют его,
как громадные тени… Черные силуэты их рисовались передо мною на красноватом вче-
рашнем небе почти до той самой минуты, когда наступили сумерки и я приехал в георги-
евскую, зеленую, кажется, «гостиницу для приезжающих». Г. Георгиевск как Карфаген
или Рим богат только славою и воспоминаниями. В настоящее время этот городок так ни-
чтожен, что городом его назвать можно только при большом напряжении воображения…
Но в былое время Георгиевск был губернским, или областным, городом, съезжался на ба-
лы в благородное собрание, веселился и сплетничал не хуже других губернских городов.
Памятником и весьма оригинальным памятником минувшей славы осталось в Георгиевске
кладбище, на коем покоятся исключительно те искатели первого штаб-офицерского чина,
которые, бывало, за получением его приезжали служить на Кавказ, но не выдерживали
зловредного (лихорадочного) георгиевского климата – и слагали на здешнем кладбище все
честолюбивые мечты свои, так дорого стоившие им. Вся губернская администрация пере-
несена в Ставрополь именно по случаю дурного климата Георгиевска, и с тех пор по-
хвальное честолюбие приезжающих из внутренней России титулярных советников ограж-
дено от эпидемического крушения и конечной гибели.
Пока мы сидим у растворенного окна георгиевской гостиницы, в соседнюю комна-
ту входит небольшой, приземистый, рыжеватый, загорелый прапорщик одного из даге-
станских карабинерных полков. На лицо ему казалось лет под сорок… Вот, вероятно, тип
обстрелянного, обожженного солнцем и порохом старого кавказца… «Что-нибудь вроде
Максима Максимыча», – подумал я и вышел в общую комнату, где прапорщик В-ков (как
после узнал я его фамилию) уже беседовал с офицером из гребенских казаков и нетерпе-
ливо повторял требования насчет заказанного им ужина. Они беседовали так громогласно,
что следить за их беседой не могло никому показаться нескромностью. Впрочем, товарищ
г-на В-кова был молчалив… Г-н В-ков говорил и за него, и за себя с неимоверной бойко-
стью и плодовитостью. Предмет его рассуждений – дороговизна портера, «без которого,